Анализ отзыва-рецензии диссертационной работы А.А.Бакаева «Историография российского революционного терроризма конца XIX - начала XX века»
10.10.2014 в 19:43
Министерства образования и науки РФ
Ознакомившись с обвинениями, выдвинутыми в адрес моей диссертации рецензентом О.В. Будницким, считаю необходимым ответить поочередно на каждое из них.
1). В моей диссертации нет ни одного текстуально совпадающего предложения с любой из перечисленных рецензентом пяти работ, если это не является цитатой. Нет также ни одного текстового фрагмента, за исключением тех, в которых имеются соответствующие ссылки, совпадения в содержательном и стилистическом отношении последовательно сменяющих друг друга предложений. Таким образом, по всем формальным признакам обвинение в плагиате представляется надуманным.
2). Рецензент указывает на заимствование мной с 40-й страницы книги А. Гейфман предложения, характеризующего работу П.П. Заварзина. В действительности, ни на 40-й ни на соседних страницах монографии А. Гейфман фамилия Заварзина не упоминается. (Гейфман, С. 40). Она указывается лишь в сносках, относимых к соответствующей странице, в которых лишь называется наименование книги П.П. Заварзина, без кеакого-то ни было текстового комментария или пояснения. (Гейфман, С. 365). Да и если П.П. Заварзин писал о вакханалии убийств и революционных грабежей в Польше, почему А.А.Бакаев не может указать, что он писал именно об этом? (Бакаев, С. 196-197).
3). Описанный А. Рожденственским случай сотрудничества властей с террористами во время армяно-азербайджанских столкновений беспрецедентен во всей истории революционного террора в России. Пройти мимо данного свидетельства в историографической работе было бы, вероятно, существенным упущением, несмотря на то что на него ссылается А. Гейфман в примечаниях к своей монографии. Не скрою, что именно благодаря отсылки А. Гейфман, я обратил внимание на соответствующий сюжет в книге А. Рождественского. Но разве такой путь поиска источников возбраняется? А. Рождественский писал о получение социал-демократами от властей во время армяно-азербайджанских столкновений двух тысяч берданок, что я и отметил, сославшись на соответствующие страницы работы А. Рождественского. Поскольку описываемый факт был почерпнут из первоисточника, т.е. книги Рождественского, я и ссылался именно на А. Рождественского, а не Гейфман. (Бакаев, С. 197). Удивляет только то, с какой тщательностью рецензент в поисках мнимого плагиата изучал ни только текст, но и примечания целой группы изданий. Два предложения из сносок А. Гейфман (72 и 74), разъединенных как в смысловой, так и в структурной последовательности следует у него друг за другом, даже без указания необходимого в этом случае знака многоточие. (Гейфман, С. 364). В результате такого комбинирования два предложения в тексте А. Гейфман рецензент пытается представить как идентичные пяти предложениям в тексте А.А. Бакаева.
4). Изобличая «плагиат», О.В. Будницкий цитирует текст моей диссертации, не приводя при этом соответствующих сносок. Полторы страницы заняло у него, в частности, параллельное цитирование с книгой Л.Г. Прайсмана (при котором, кстати, не обнаруживается ни одного текстуально совпадающего предложения, ни одной общей стилистической конструкции), и при этом не удосуживается отметить на наличие у меня соответствующей ссылки на эту работу Л.Г. Праймана, находящуюся в конце приводимого информационного блока. (Бакаев, С. 190). Что же в таком случае доказывает рецензент?
Характерно, что ряд предложений он попросту выбросил из цитируемого фрагмента диссертации, и оборвал цитату, не доведя абзац до смыслового завершения. Скрывая, очевидно, факт купированного цитирования текста диссертации, рецензент ссылается на страницы 187-188 моей рукописи, тогда как в действительности, цитирует различные фрагменты со страниц 187-189. Таким образом, скрывается, что речь идет не о двух, а трех страницах (в действительности же о четырех, поскольку на с. 190 завершается изложение единого смыслового фрагмента). В результате такой «небрежности» у читающего рецензию О.В. Будницкого может сложиться превратное впечатление о том, что в информационном отношении у диссертанта идет лишь пересказ параллельно цитируемого рецензентом фрагмента книги Л.Г. Прайсмана. (Бакаев, С.187-190).
6). Произвольное комбинирование рецензентом цитат, как из моей диссертации, так и из параллельно приводимого источника проявляется и в следующем фрагменте, относящемся к освещению мной оценки взглядов А.Я. Авреха в отношении мотивов убийства П.А. Столыпина. В частности, та часть предложения, где обнаруживается знания диссертантом авреховской версии состава заговорщической антистолыпинской группы (товарища министра внутренних дел П.Г. Курлова, начальника дворцовой охранной агентуры А.И. Спиридовича, исполняющего обязанности вице-директора Департамента полиции М.Н. Веригина, начальника Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко.) (Бакаев, С. 330) рецензентом преднамеренно не цитируется (предложение обрывается посередине). Одновременно в приводимом параллельно тексте оставлены только те предложения, которые несут сходное информационное содержание.(Тайна убийства Столыпина. М., 2003. С. 29-30) При этом у меня в конце абзаца имеется соответствующее сноска на работу А.Я. Авреха, открыв которую легко убедиться, что в данном случае идет изложение авреховской позиции, заключавшейся в изложение гипотезы о «банде четырех». Причем, одним абзацем ниже в диссертации идут ссылки на приводимую рецензентом в качестве параллельного источника книгу «Тайна убийства П.А. Столыпина», которая представлена как иллюстрация новой фазы изучения истинных мотивов убийства П.А. Столыпина, связанной с обращением к архивным источникам, и, в частности, материалам расследования комиссии Трусевича и Шульгина. (Бакаев, С. 331-332)
7). Вызывает недоумение, почему рецензент отказывает мне в праве цитировать довольно известное высказывание А.С. Изгоева в отношении суицидальных мотивов Н. Климовой, только на том основании, что его цитирует также М. Могильнер (к тому же, объем цитированной фразы не совпадает). В диссертации имеется соответствующая сноска на работу А.С. Изгоева, точность которой легко проверить. (Бакаев, С. 92)
8). Сюжет о самоубийстве девушек на Иматре имеется в статье Д. Жбанкова «Современные самоубийства», на что в диссертации имеется соответствующая сноска. Высказывание М. Огунлух содержится в статье Т.Л. Кривоносова, на что указывает следующая сноска. (Бакаев, С. 94-95) К тому же, в данном смысловом фрагменте, относящемся к проблеме суицида, имеется сноска и на работу М. Могильнер. (Бакаев, С. 94) Впрочем, как уже отмечалось, рецензент, приводимый мной ссылочный аппарат, в своем цитировании игнорирует.
9). Игнорируются рецензентом и все приводимые мной сноски на работы М. Хильдермейера, имеющиеся как на каждую из использованных цитат, так и на пересказ концептуального содержания его работ. На указываемых О.В. Будницким страницах монографии А. Гейфман (Гейфман, С. 22, 71) фамилия немецкого историка вообще не упоминается. Цитирование ей М. Хильдермейера осуществляется без изложения и интерпретации его взглядов. Помимо ссылочного аппарата, он вообще ни разу не упоминается в ее книге. Напротив, в моей диссертации такое изложение осуществляется. (Бакаев, С. 226-227)
Рецензент умышленно удаляет при цитировании целый ряд имеющихся в диссертации предложений. Достаточно привести, имеющиеся у меня и у О.В. Будницкого фрагменты текста в отношении М. Хильдермейера в полном объеме, чтобы увидеть, во-первых, их принципиальную разницу, во-вторых, более широкую информативную развернутость моего текста, свидетельствующую, о получении информации через обращение к М. Хильдермейеру, а не О.В. Будницкому.
Будницкий, С. 157-158: «Германский историк М.Хилдермейер справедливо замечает, что в эсеровских декларациях террористические акты получали дополнительное оправдание при помощи моральных и этических аргументов. «Это демонстрировало примечательный иррационализм и почти псевдо-религиозное преклонение перед «героями-мстителями»... Убийства объяснялись не политическими причинами, а «ненавистью», «духом самопожертвования» и «чувством чести». Использование бомб провозглашалось «святым делом». На террористов распространялась особая аура, ставившая их выше обычных членов партии, как их удачно называет Хилдермейер, «гражданских членов партии». Ведь террористы должны были быть готовы отдать жизнь за дело революции».
Бакаев, С. 226-227: «Германская историография российского революционного терроризма была представлена, главным образом, трудами М. Хилдермейера, специализировавшегося на изучении истории эсеровского движения. Согласно его мнению, эсеровский терроризм следует рассматривать через призму характерных для социалистов-революционеров моральных и этических соображений. «Эсеров, - писал немецкий историк,- отличали «примечательный иррационализм и почти псевдо-религиозное преклонение перед «героями – мстителями». Среди мотивов совершения терактов назвались отнюдь не политические аргументы, а «ненависть», «дух самопожертвования», «чувство чести». Использование бомб утверждало существование у эсеров внутренней дифференциации между террористами, на которых распространялась особая аура, и «гражданскими членами партии». Последние, в восприятии боевиков являлись людьми низшего, по революционным меркам, сорта. Боевики с большим скепсисом относились к любой абстрактной теории, игнорировали межпартийные и внутрипартийные дебаты. Теоретизированию они противопоставляли «настоящее дело», под которым подразумевали исключительно терроризм. (Hildermeier M. The Terrorist Strategies of the Socialist – Revolutionary Party in
Ниже в диссертации идет очередной информативный раздел, относящийся к изложению воззрений М. Хильдермейера, не имеющий ни текстовых, ни ссылочных аналогов ни в работе А. Гейфман, ни в работе О.В. Будницкого. (Бакаев, С. 264-265).
8). Особо смакует рецензент, имеющиеся в моей работе ошибки и опечатки. К сожалению, они есть. Но каждая из них объясняется отнюдь ни в качестве плагиата, это хотелось изобразить О.В. Будницкому.
а) Так, известно, что Б.Г. Билит выступал под псевдонимом Борисов. На основании близости идей, я сделал ошибочное, как это потом выяснилось, предположение, что это именно его статья была опубликована за подписью Борисов в «Знамени труда» 1908. №9. (Бакаев, С. 56)В книге О.В. Будницкого автор статьи в «Знамени труда» и Б.Г. Билит представлены как два разных человека. (Будницкий, С. 391). Таким образом, приводимый пример свидетельствует вовсе не о заимствовании мной данной информации у О.В. Будницкого, а, как раз, об обратном.
б). В имеющейся в моем распоряжении книге М.Б. Могильнер «На путях к открытому обществу: кризис радикального сознания в России (1907-1914 гг.). М.: Изд. Магистр, 1997», к сожалению, не дается расшифровка имени автора. (М. Могильнер). Поэтому, не будучи лично знаком с автором, я писал о нем в мужском роде. Справедливо указывая на данную мою ошибку, рецензент совершенно необоснованно представляет ее как свидетельство плагиата. При этом ранее сам же рецензент обвинял меня в заимствовании ряда сюжетов именно у М.Б. Могильнер, что не могло бы произойти, не будучи я знаком с ее книгой.
В действительности, разбору работ М.Б. Могильнер и определению ее места в историографии в диссертации отводится видное место. (Бакаев, С. 265, 319, 328).
в). Тоже самое можно сказать и в отношении статьи А. Шур в журнале «Родина». Автор обозначен в журнале Родина 1998. №3. С. 73. как профессор Бостонского университета А. Шур. Поэтому под данной фамилией, а не А. Гейфман, мной упоминается и рассматривается ее статья. То, что А.Шур и А. Гейфман одно лицо почерпнуто рецензентом очевидно из личных источников и в анализируемом историографическом источнике ни как не отражено.
г) Если в книге О.В. Будницкого имя террористки Рогозинниковой пишется как Евстолия, то в монографии А. Гейфман – Евстилия, а в упомянутой статье, вышедшей за авторством А. Шур в «Родине» - Евстиния. Я более доверительно отнесся к версии написания А. Гейфман, что вовсе не означает незнакомство мое с книгой О.В. Будницкого (что, опять-таки, противоречит выдвинутым выше обвинениям). Причем, Е.П. Рогозинникова упоминается в разделе диссертации, где излагаются взгляды А. Гейфман, с соответствующими ссылками на ее книгу. (Бакаев, С. 218-220). Однако о наличии данных ссылок О.В. Будницкий не упоминает. Он обвиняет диссертанта в переложении взглядов А. Гейфман, хотя именно взгляды А. Гейфман, ссылаясь на нее, я в данном случае и излагаю.
д). Признаю свою вину в наличии ряда опечаток. К таковым, в частности, относится написание лишь имени американского историка Адама Улама. В первоначальной версии давался перечень западных историков по принятой американской традиции, называя каждого по имени и фамилии. Затем, при проводимом в целях унификации переводе на написание инициал-фамилия вкралась, к сожалению, техническая ошибка машиниста. (Бакаев, с. 214).
е). Как уже отмечалось выше сведения о литературно-художественной и сценической обработке «дела А.Ф. Азера», были почерпнуты из книги Л.Г. Прайсмана, на что имеется соответствующая сноска в конце раздела, посвященного данным сюжетом. Фамилия азефского прототипа «Липченко» взята именно оттуда. Рецензент уличает меня в этом, хотя мной данное обстоятельство вовсе и не скрывается, о чем свидетельствует соответствующая сноска в конце информативного раздела. (Бакаев, С. 187-190).
9). Действительно, монография О.В. Будницкого, можно сказать, открыла для меня фигуру П.Ф. Алисова. Опираясь на имеющиеся в ней ссылки, я обратился к указанным в них алисовским сочинениям, найдя там понравившиеся мне цитаты. Поэтому цитируется в данном случае вовсе не О.В. Будницкий, а П.Ф. Алисов, на что имеются соответствующие сноски. (Бакаев, С. 31-32). Если бы мной сочинения Алисова не были найдены, я бы писал - цит по Будницкий О.В., как это имело место, например, на стр. 82, 187, 228, 271, 304. Разве одному О.В. Будницкому принадлежит исключительное право цитирования теоретиков терроризма?
10). Выдвинутое рецензентом обвинение, что в диссертации идет переложение содержания его монографии вообще представляется абсурдным
а). Следует пояснить, что в монографии О.В. Будницкого исследуется история российского терроризма с 60-х гг. XIX в. до конца первой российской революции. Работа соответствует шифру специальности 07.00.02. – Отечественная история. Напротив, в моей диссертации исследуется ни сам по себе терроризм, а его изучение в исторической литературе. Хронологические рамки работы – начало XX в. – по настоящее время. Работа соответствует шифру специальности 07.00.09. – Историография, источниковедение и методы исторического исследования. Для обнаружения принципиального тематического различия достаточно привести оглавление обеих работ.
Монография О.В. Будницкого:
Введение
Глава I. Идеология терроризма: I860—1880-е
1. Истоки: 1860-е
2. Эпоха «Земли и воли» и «Народной воли»
Глава П. От «Народной воли» к партии социалистов-революционеров
1. Эпигоны: 1887-1897
2. Предтечи: 1898-1901
Глава III. Эсеровский террор
1. Идейные основы эсеровского терроризма
2. Бомба и нравственность
3. Деградация террора
Глава IV. Анархизм и терроризм
1. Происхождение анархистского терроризма
2. П.А. Кропоткин и проблема революционного терроризма
3. Идеология и психология анархистского терроризма (начало XX века)
Глава V. Социал-демократия и терроризм
1. Проблема терроризма в марксистской литературе 1880—1890-х годов
2. 1901—1904: возрождение терроризма и русская социал-демократия
3. «Вместе бить!» / Революция 1905—1907 годов, терроризм и русская социал-демократия
Вместо заключения: Терроризм, власть и общество
Диссертация А.А. Бакаева:
Введение
Глава 1: Революционный терроризм в историографии и общественно-политической мысли Российской Империи
Глава 2: Советская историография российского революционного терроризма.
2.1. Изучение российского революционного терроризма в исторических исследованиях и мемуарной литературе 1920- первой половине 1930-х гг.
2.2. Эволюция советской историографии российского революционного терроризма второй половины 1950-х первой половины 1980-х гг.
Глава 3. Российский революционный терроризм в зарубежной историографии.
3.1. Освещение истории российского революционного терроризма в литературе русского зарубежья
3.2. Основные направления исследований российского революционного терроризма в западной историографии
Глава 4. Современный этап в развитие историографии российского революционного терроризма.
4.1. Переходный историографический период второй половины 1980-х гг. изучения истории революционного терроризма в России
4.2. Постсоветский период историографии российского революционного терроризма
Заключение
О несовпадении источниковых баз исследований свидетельствуют приводимые в обеих работах списки источников и литературы – 250 наименований источников у О.В. Будницкого и 555 наименований используемых источников у А.А. Бакаева.
б). Частичное совпадение источниковой базы и цитируемых фрагментов источников в монографии О.В. Будницкого (21 п.л.) и первой главе моей диссертации (2,5 п.л.) объясняется сравнительной ограниченностью круга работ, посвященных революционному терроризму в историографии Российской империи. Было бы странным, если бы диссертант воздержался от реконструкции содержания наиболее известных работ посвященных терроризму, того же В.И. Ленина или В.М. Чернова, и приведения наиболее ярких, афористических цитат, образных выражений, составляющих квинтэссенцию отношения названных авторов к терроризму. Монополизация О.В. Будницким права такого цитирования представляется контрпродуктивной и неэтичной. К тому же, все эти цитаты достаточно хорошо известны в научных кругах, неоднократно воспроизводились в различных изданиях, и отнюдь не О.В. Будницким введены в научный оборот. Его же бесспорная заслуга видится в их аккумуляции, что не лишает права других исследователей их использования и переосмысления. Не было бы чем-то предосудительным, если бы диссертант, обнаружив соответствующие сноски у О.В. Будницкого, поднял указанные им источники. Сам по себе поиск источников не обязательно начинается с нуля, а отталкивается от существующего историографического уровня, с опорой на имеющиеся достижения историографии.
Следуя логике О.В. Будницкого, его и самого можно таким же образом обвинить в компилятивности по отношению, к примеру, работам А. Гейфман. Так, при сопоставлении монографии А. Гейфман «Революционный террор в России, 1894-1917», изданной в
1) Цитата В.М. Чернова: Гейфман – С.67, Будницкий – С.138.
2) Цитата Г.В.Плеханова: Гейфман – С.122, Будницкий – С.266-267.
3). Цитата Г.В.Плеханова: Гейфман – С.125, Будницкий – С.267.
4). Цитата Г.В.Плеханова: Гейфман – С.127, Будницкий – С.293.
5). Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.127, Будницкий – С.301.
6). Цитата В.Л.Бурцева: Гейфман – С.250, Будницкий – С.124-125.
7).Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.129, Будницкий – С.279.
8). Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.129, Будницкий – С.280.
9). Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.130, Будницкий – С.325.
10). Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.130, Будницкий – С.324.
11).Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.131, Будницкий – С.324.
12). Цитата В.И. Ленина: Гейфман – С.131, Будницкий – С.327.
13). Цитата бундовского документа: Гейфман – С.145, Будницкий – С.297-298.
14). Цитата И.И. Генкина: Гейфман – С.184, Будницкий – С.249.
15). Цитата Ф.Зубаря: Гейфман – С.191, Будницкий – С.261 и т.д.
Монографии А.Гейфман и О.В. Будницкого весьма близки друг к другу по структуре, содержанию, (в т.ч., присутствующим в текстах частным сюжетам), источниковой базе. Они гораздо в большей степени дублируют друг друга, нежели работы О.В. Будницкого и А.А. Бакаева. Характерно, что в приводимом О.В. Будницким достаточно подробном списке литературы по проблеме российского терроризма издание монографии А. Гейфман на русском языке (тираж 10 тыс. в издательстве «КРОН-ПРЕСС») не упоминается. Но являются ли обнаруженные текстовые совпадения основанием для обвинения О.В. Будницкого в компилятивности и, тем более, в плагиате? Если нет, то столь же неосновательно их выдвижение самим О.В. Будницким в адрес А.А. Бакаева.
Другая работа О.В. Будницкого «Женщины – террористки: политика, психология, патология» удивительным образом совпадает с сюжетной и идейной канвой исследования Э. Найт. (Knight A. Female Terrorists in the Russian Socialist Revolutionary Party // Russian Review. 1979. April. № 38(2)). На факт этой близости и было обращено мной внимание на 273-274 страницах диссертации. Может быть, данное указание и послужило истиной причиной агрессивного отношения рецензента к моей диссертации?
в). В структуре моей диссертации первая глава «Революционный терроризм в историографии и общественно-политической мысли Российской Империи» (14% от объема работы) носит вводный, справочный характер, служит лишь ступенью к последующим главам, где осуществляется анализ уже не публицистики, а собственно исторической литературы, что и составляет предмет исследования. Значение первой главы заключается в представление основных террористических направлений революционного движения, для удобства раскрытия в последующих главах историографии каждого из них и верификации историографических оценок, путем сопоставления с описанной выше исторической действительностью. Поэтому в ней проводится преимущественно репрезентация публицистических источников, содержание которых неоднократно воспроизводилось в научной, учебной и энциклопедической литературе. Было бы некорректным рассматривать ее изолированно, в отрыве от всего текста исследования.
Вместе с тем, в первой главе моей диссертации имеется значительный пласт сюжетов, находящихся за рамками исследования О.В. Будницкого. В частности, О.В. Будницким не рассматриваются проблемы таких специальных разделов первой главы моей диссертации, как:
1). специфика историографической ситуации в Российской империи начала XX в;
2). отношение к терроризму со стороны максималистов;
3) отношение к терроризму со стороны либералов;
4). оценки в российской публицистике начала XX в. «дела Е.Ф. Азефа»;
5). оценки в российской публицистике начала XX в. убийства П.А. Столыпина;
6). интерпретация истории революционного терроризма аналитиками Департамента полиции;
7). психология и семиотика терроризма.
г). При относительной общности некоторых из разделов источниковой базы монографии О.В. Будницкого и первой главы моей диссертации наблюдаются принципиальные различия в концептуальной интерпретации приводимых материалов. Так, к примеру, О.В. Будницкий указывает на существование внутреннего раскола в рядах социал-демократии по отношению к террору. (Будницкий, С.288). Напротив, мной выдвигается принципиально иной концепт, что «явные или с трудом маскируемые симпатии и терроризму обнаруживаются по всему спектру социал-демократического движения». (Бакаев, С. 72). О.В. Будницкий рассматривает публицистов группы «старых народовольцев» как предтеч эсеровских теоретиков террора. (Будницкий, С. 112, 133). Напротив, мной подчеркивается принципиальное отличие в воззрениях на террор «старых народовольцев» и социалистов-революционеров и пишет о неоправданности определения последних в качестве преемников народовольческого направления. (Бакаев, С. 48-49, 336). Старых же народовольцев я оцениваю как предшественников анархистского и максималистского направлений в терроре, представителями линии трансформации революционного террора в уголовщину. (Бакаев, С. 32). Публицистика В.Л. Бурцева по террористической проблематике определяется мной через призму увлечения того конспирологическоой стороной истории (Бакаев, С.34-35)., чего в оценках его взглядов О.В. Будницким не имеется. Мной отмечается особая роль в историографии российского революционного терроризма другого «старого народовольца» С.Н. Русанова, как автора впервые четко сформулировавшего популярный впоследствии концепт о двурушничестве либералов в отношении к террористической тактики (Бакаев, С. 47), что также отсутствует в монографии О.В. Будницкого. О.В. Будницкий пишет о смене у В.М. Чернова первоначального скептического отношения к террору к «гораздо более оптимистическим оценкам» (Будницкий, С.138). Напротив, я, ссылаясь на мнение О.В. Будницкого о черновском скепсисе, провожу мысль, что эсеровский теоретик не менял оценки, а изначально исходил из тезиса о приемлемости террористической тактики при благоприятном стечении обстоятельств. (Бакаев, С. 50-51). Мной выдвигается предположение о том, что представления В.М. Чернова о терроризме формировались под влиянием Г.А.Гершуни (Бакаев, С. 53), чего опять-таки нет у О.В. Будницкого. В оценках анархистского терроризма я отчасти солидаризируюсь с точкой зрения А. Гейфман и У.Лакера (Бакаев, С. 61-62), тогда как О.В.Будницкий в данном случае активно полемизирует с ними. (Будницкий, С. 219). И, конечно же, в теоретических построениях О.В. Будницкого отсутствуют имеющиеся в моей диссертации рассуждения о том, что одной из главных причин генезиса терроризма в России являлся отрыв российской партийности от традиций христианской культуры. (Бакаев, С. 77, 89, 92). Перечень различий в интерпретациях источников можно продолжить. И это, несмотря на то, что речь идет лишь о части первой главы диссертации, посвященной изучению истории терроризма представителями левых партий.
В тех же случаях, когда я соглашаюсь с мнением О.В. Будницкого, или заимствую у него какую-либо содержательную информацию, в тексте присутствуют соответствующие ссылки (в первой главе - С. 33-дважды, 34, 36, 41, 50, 66, 68). Всего же фамилия Будницкого 23 раза упоминается в диссертации, а на его работы содержится 28 сносок. Это существенно больше, чем на кого-либо другого из историков.
11). Во вводной части диссертации, на ряду с перечнем различных групп историографических источников, указываются архивы, содержащие материалы по оценкам современниками российского революционного терроризма. Эти фонды достаточно хорошо известны и описаны историками, включая того же О.В. Будницкого. Перечень их носит вполне устоявшийся в науке характер. Не включение в него какого-либо из них только потому, что в нем работал О.В. Будницкий, не представляется оправданным. К тому же, отнюдь ни О.В. Будницкий явился первооткрывателем этих фондов. Ссылки на содержащиеся в них источники регулярно обнаруживаются в работах по истории российского терроризма, как опубликованных до публикации монографии О.В. Будницкого, так и после нее. Так что же, считать О.В. Будницкого плагиатором в отношении тех историков, которые до него прорабатывали соответствующие фонды? Сам О.В. Будницкий мог бы, кстати говоря, упомянуть факт издания ряда документов из соответствующих архивных фондов в известной издательской серии «Политические партии России конец XIX – первая треть XX века. Документы и материалы».
Написанная мной диссертация носит историографический характер. Ввиду этого я воздержался от использования в ней архивных источников. Мне известны описи перечисленных фондов. Выборочной проверкой соответствия ряда сносок у некоторых из историков, в т.ч. О.В. Будницкого, с данными описей я и ограничился, указав на проведенное верифицирование. Поиск новых архивных источников в задачи историографического исследования не входил. (Бакаев, С. 8).
Имеющаяся в тексте диссертации ссылка на фонд 102. Особого отдела Департамента полиции (Бакаев, С. 41) отсутствует у О.В. Будницкого, который, если судить по ссылочному аппарату его монографии в данном фонде не работал. Тоже самое относится и к фонду 1699 ГАРФ, содержащему комплекс документов по расследованию деятельности Е.Ф. Азефа. (Бакаев, С. 78-79).
12) При чтении рецензии О.В. Будницкого может сложиться впечатление, что в моей диссертации рассматриваются только те историографические источники, на которые имеются сноски в пяти приводимых им книгах по истории российского терроризма. В действительности же, подавляющее большинство рассматриваемых и цитируемых в диссертации работ в названных пяти книгах не упоминается (ни в самом тексте, ни в ссылочном аппарате). В этом перечне работы М.С. Агурского, Г.Д. Алексеевой, В.Ф. Антонова, А.Л. Афанасьева, А.Н. Ацаркина, Н.П. Бабаевой, Н.А. Бердяева, А.А. Биценко, В.С. Брачева, В. Быстрянского, О.В. Волобуева, С.Гавазина, М.И. Гернета, В.Н. Гинева, Д.Л. Голинкова, Ю.В. Давыдова, Т.Г. Дауге, Н.Н. Демочкина, В.Г. Джанибекяна, Н.М. Дружинина, А.Г. Дугина, З.В. Духановой. О.В. Егоренкова, Б.В. Емельянова, А.И. Еремина, Н.Д. Ерофеева, А.Ф. Жукова, В.М. Жухрая, В.Ф. Иванова, С.Н. Канева, Г.Г. Касарова, Д.Л. Колесниченко, Б.В. Леванова, В.Н. Мещеракова, И.В. Нарского, З.И. Перегудовой, О.А. Платонова, Н.И. Плотникова, Ф.Я. Полянского, Л. и О. Протасовых, Ч. Рууда, И.О. Трубачева, В.Г. Хороса, Н.Н. Яковлева и многих других. В объемном выражении это многократно превышает имеющийся корпус общих источников в отношении ко всем пяти книгам вместе взятым. При таком сравнении сама по себе постановка вопроса о какой бы то ни было плагиативности, представляется, по меньшей мере, некорректной.
13). У рецензента не имеется ни одной претензии к неверной интерпретации мной взглядов того или иного историка, или к сосредоточению внимания на второстепенных, не относящихся к основной тематике сюжетах в их исследованиях. Но можно ли адекватно изложить взгляды рассматриваемых авторов, не будучи знакомым с самими их трудами? Неужели рецензент всерьез полагает, что можно это сделать лишь на основе ссылок из пяти книг. К тому же все они носят исторический, а не историографический характер.
14) Сформулированная мной общая концепция прямо противоположна теоретическим позициям О.В. Будницкого. Причем, противоречия затрагивают не только научные, но и, еще в большей степени, общественно-политические представления авторов. О.В. Будницкий крайне предосудительно относится к столыпинской практике силовой борьбы с революцией, связывает генезис терроризма с отсутствием гражданских свобод в России и видит основное средство его преодоления в гражданском реформировании. (Будницкий, С. 356). Напротив, мной отстаиваются силовые методы борьбы с террористической угрозой. Я связываю генезис терроризма не с отсутствием гражданских свобод в России, а, как раз, наоборот, с ослаблением государственного режима и чрезмерном увлечении западными гражданскими концептами. Мной формулируется мысль о несовместимости эффективной борьбы с терроризмом и абсолютизацией идеологии «правого государства». (Бакаев, С. 342). Точка зрения О.В. Будницкого подвергается резкой критике с моей стороны на 272 - 276 страницах диссертации. Отмечаются, в частности, противоречия О.В. Будницкого в оценке терроризма начала XX в. в России и теракта 11 сентября
Можно ли было в этой ситуации ожидать от эксперта беспристрастного и объективного анализа? Можно ли было вообще привлекать к экспертизе диссертации человека, подвергаемого в ней критике, труды которого сами относятся к объекту представленного исследования? В виду историографического характера диссертация целесообразнее было бы привлечь к ее экспертизе специалиста, имеющего докторскую степень по специальности 07.00.09 – Историография, источниковедение и методы исторического исследования, а не по 07.00.02 – Отечественная история. При экспертизе же проводимой О.В. Будницким оцениваются ее качества не как историографического, а как исторического исследования, на что диссертант в виду характера своей работы и не претендовал.
Из всего вышеизложенного следует вывод, что проведенное О.В. Будницким рецензирование имело предвзятый, тенденциозный характер. Не вызывает сомнений, что рецензент осуществлял определенный заказ.
Надеюсь, что экспертная комиссия ВАК примет по диссертации А.А. Бакаева и поступившей на нее экспертной оценке взвешенное и объективное решение.
А.А. Бакаев
